Почти история для right_under_my_nose но не буду уж смешивать.
Мария Пироговская («Миазмы, симптомы, улики: запахи между медициной и моралью в русской культуре второй половины XIX века») приводит эту историю про Пушкина и графиню Фукельман как иллюстрацию взглядов «избыточное употребление духов ведет в спышкам холерического темперамента и связывается с сексуальным возбуждением» — это начало девятнадцатого века взгляды. А к концу 19 века, кстати, стали рекомендовать «девицам, чтобы сохранить физическое и душевное здоровье, не контактировать с сильными запахами; не душиться до замужества, чтобы не растравлять чувственность» (и еще руки нужно над одеялом складывать, разумеется)
так вот, история.
«…Эта блистательная, безукоризненная дама наконец поддалась обаяниям поэта, и назначила ему свидание в своем доме. Вечером Пушкину удалось пробраться в ея великолепный дворец; по условию, он лег под диваном в гостиной и должен был дожидаться ея приезда домой. Долго лежал он, терял терпение, но оставить дело было уже невозможно, воротиться назад – опасно. Наконец, после долгих ожиданий он слышит подъехала карета. В доме засуетились. Двое лакеев внесли канделябры и осветили гостиную. Вошла хозяйка в сопровождении какой-то фрейлины: оне возвращались из театра или из дворца. Через несколько минут разговора фрейлина уехала в той же карете. Хозяйка осталась одна. «Etes-vous la?», и Пушк. был перед нею. Они перешли в спальню. Дверь была заперта, густыя, роскошные гардины задернуты. Начались восторги сладострастия. Они играли, веселились. Пред камином была разостлана пышная полость из медвежьего меха. Они разделись донага, вылили на себя все духи, какие были в комнате, ложились на меха… Быстро проходило время в наслаждениях. Наконец П. как-то случайно подошел к окну, отвернул занавес и с ужасом видит, что уже совсем разсвело. Уже белый день. Как быть? Он наскоро, кое-как оделся, поспешая выбраться. Смущенная хозяйка ведет его к стекольным дверям выхода. Но люди уже встали. У самых дверей они встречают дворецкаго, Итальянца. Эта встреча дотого поразила хозяйку, что ей сделалось дурно; она готова была лишиться чувств, но П., сжав ей крепко руку, умолял ее отложить обморок до другаго времени, а теперь выпустить его, как для него, так и для себя самой. Женщина преодолела себя. В своем критическом положении они решились прибегнуть к посредству третьяго. Хозяйка позвала свою служанку, старую, чопорную Француженку, уже давно одетую и ловкую в подобных случаях. К ней-то обратились с просьбою провести из дому. Француженка взялась. Она свела Пушкина вниз, прямо в комнаты мужа. Тот еще спал. Шум шагов его разбудил. Его кровать б. была за ширмами. Из-за ширм он спросил, кто здесь? Это я, отвечала ловкая наперстница, и провела П. в сени, откуда он свободно вышел: если б кто его здесь и встретил, то здесь его появление уже не могло быть предосудительным. На другой же день П. предложил Итальянцу-дворецкому золотом 1000 руб., чтобы он молчал, и хотя он отказывался от платы, но П. принудил его взять. – Т. Таким обр. образом все дело осталось тайною. Но блистательная дама в продолжении четырех месяцев не могла без дурноты вспоминать об эт. этом происшествии». (Цявловский М. А. Пушкин и графиня Д. Фикельмон // Голос минувшего. 1922. №2. С. 108-123.)
